Исполнилось двадцать лет ДООС (Добровольному обществу стрекоз), одному из самых необычных и загадочных литературных содружеств.
У истоков его создания стоял ныне знаменитый поэт и философ Константин Кедров. Сегодня он наш собеседник.

Константин КЕДРОВ:
«ПУШКИН — ЭТО НАШЕ НИЧТО!»

— Константин Александрович, как образовался ДООС?
— Он образовался подпольно, в самый разгар лютейшей андроповщины, полной несвободы. Никто из нас не печатался, и мы знали, что это в ближайшее время нам не грозит. В то время в ДООСе были только трое — я, Елена Кацюба и Людмила Ходынская.
— А где проходило первое выступление ДООС?
— В Клубе имени Курчатова. Это первое наше легальное выступление. На дворе стоял 1984 год.
— В ДООСЕ существуют забавные звания. Например, мэтр изящной словесности Андрей Андреевич Вознесенский — стрекозавр.
— Сначала стрекозавром был только Генрих Сапгир. Но Вознесенскому это звание тоже очень понравилось. И он настоял на том, чтобы оно было и у него. Так что у нас теперь два стрекозавра. Знаток языков Вилли Мельников — лингвозавр, Гарик Виноградов — огнезавр (за то, что он выступает всегда со своей горелкой), основатель академии Зауми, поэт Сергей Бирюков — заузавр, я ихтиозавр. Все дамы у нас — стрекозы. Есть еще друзья ДООСА.
— Это как-то напоминает масонскую ложу.
— Да (смеется), отчасти это так. Я никогда не забуду, как ко мне подошел мой ученик Володя Бердушевский, он сейчас директор Владимирского театра. И сказал: "Константин Александрович, примите меня в свою ложу".
На самом деле ДООС — это игра интеллигенции. Творческие люди — все как дети.
— Все эти годы Вы издаете журнал ДООС — "Журнал Поэтов". Сколько вышло номеров?
— Девятнадцать.
— Какие планы на будущее? Что ДООС еще не осуществил, а надо бы?
— Изначально ДООС постулировал писать на всемирном языке, то, что Велимир Хлебников выдвигал как проект. Мы хотим создать некий общий язык поэтов. Ведь есть общий язык математиков (формулы), язык музыкантов (ноты)...
— А как Вы себе представляете такой язык?
— Как звездное эсперанто. Должна быть общая изобразительная символика, можно использовать различные формулы, знаки зодиака. И т.д. Словом, над этим еще надо работать.
— Что значит для Вас понятие авангардист?
— Авангардист — синоним слова "поэт".
— Возможен ли авангардизм в силлабо-тонике?
— В любом размере и ритме можно и нужно оставаться поэтом. В силлабо-тонике это труднее. Накатанный до тебя размер заставляет скользить по накатанной колее. Тебе кажется, что ты мчишься, а на самом деле стоишь на месте.
— В чем разница между поэзией и непоэзией?
— В отсутствии или присутствии новизны. Читаю у Маяковского: "А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб" — это не Блок, не Брюсов, не Фофанов, не... не... не... Где-то ближе одна строка Белого "в небеса запустил ананасом", но это одна строка. Пример непоэзии у того же Блока: "выхожу я в путь, открытый взорам..." Но ведь Лермонтов уже выходил, и притом один. Зачем же сопровождение?
— Изобретены ли новые поэтические приемы (жанры) в последнее время?
— Приемы пока все гнездятся в словаре Александра Квятковского. Но есть большая разница между приемом и свободным владением таковыми. Например, анаграмма как прием существовала всегда. Но только в 1978 году в "До-потоп-ном Ев-Ангел-ие" я освоил анаграммное стихосложение. "Червь, вывернувшись наизнанку чревом, / в себя вмещает яблоко и древо". Или:

Скит — Стикс
кит стих
           тоска Ионы во чреве
червя время чрево
кит червленый
во чреве скит
кит стих хитр...

Кроме того, в творчестве Елены Кацюбы с 1985 года палиндром перестал быть приемом, а стал таким же обычным явлением, как, скажем, рифма.
Несомненна новизна жанра карточек и каталогов у Л. Рубинштейна.
Несомненна новизна минимализма И. Холина, Вс. Некрасова и некоторых их последователей.
В 60-е годы с подачи С. Кирсанова вошла в плоть и кровь поэзии ассонансная рифма у трех шестидесятников и особый стремительный размер Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулиной. Потом это осталось и развивалось только у Вознесенского.
Только в 60-м году появилась в моей поэме «Бесконечная» первая метаметафора: "Я вышел к себе через-навстречу-от и ушел под воздвигая над". В 70-е годы метаметафора стала прорезаться у Парщикова, Еременко, Жданова. Начала прорезаться, но не прорезалась. Еременко ушел в центон, Жданов — в сюр, Парщиков после "Новогодних строчек" стал тонуть в бродскизмах и герметизмах, но выплыл в "Нефти". Счастливого плавания!
Я в метаметафоризме как вода в рыбе, а метаметафора во мне как рыба в воде. Кульминация — "Компьютер любви" (1983). Дальше пошли метаметафоризмы языка как такового. Преображение хронтайма через изменение грамматики в "Партанте" и "Верфлиеме".

Ты пес и тебе псово и псу тебейно
И я тебе пес тобойно псово
Юго-радостно
Восточно-печально
Парашютно и вне губнея

В 1978 году мне удалось создать зазеркальный стих "Зеркало", где строки от начала и финала сходятся к центру, как к горловине светового конуса. Сам центр обозначен звукорядом нот между верхним и нижним ре.
В 1985 году я создал поэму-теорему "Теорема Гёделя". Она соединяет житие иже во святых отца нашего Пушкина, написанное Вересаевым, с космологией "Биг Бэнга" и квантовой механикой Бора. В основе поэмы теорема Гёделя, принцип дополнительности Бора, принцип неопределенности Гейзенберга и "Искусство фуги" Баха. Ни один из теоретиков к этой поэме пока что не подступался.
В 1988 году написана апофатическая поэма "Утверждение отрицания". Она построена по принципу убывания текста:

Бог есть субстанция
Бог есть
Бог

Тогда же создан "Комментарий к отсутствующему тексту", к счастью, напечатанный в 1990 г. в моем сборнике «Компьютер любви". Пять лет спустя эту идею позаимствовал журнал "Комментарии", но поздно.
Наиболее известен мой термин "метаметафора». Менее — другой, более широкий, "метакод". Метаметафора неотделима от понятия "выворачивание", или "инсайдаут", или "антропная инверсия". Суть открытия лучше всего выражена в двух строках из "Компьютера любви": "Человек — это изнанка неба / Небо — это изнанка человека". Позднее у Паршикова вариация на эту тему: "Как строится самолет с учетом фигурки пилота, / так строится небосвод с учетом фигурки удода..." Следы метаметафоры легко обнаружить в творчестве поэтов, с которыми шло активное общение в 1973 — 1988 годах. Впервые я представил Парщикова, Еременко и Жданова в ЦДРИ в 1975 году Самого термина "метаметафора" еще не было, но суть выражена ясно. Я сказал, что это "новая метафора эпохи теории относительности". На вечере присутствовал Юрий Арабов. Он оставил довольно подробное описание этого события в Интернете.
В 1982 году мне удалось дать понятие о метаметафоре в статье "Звездная книга" ("Новый мир", 1982, № 9). На мою беду, гранки этой статьи просмотрел М. Эпштейн. Увидел термин "метакод" и стал расспрашивать, что это такое. А полгода спустя вдруг вынырнул с термином "метареализм" (в применении к тем же поэтам), не имеющим на самом деле никакого отношения к метакоду и метаметафоре.
В середине 80-х я пришел к выводу, что в формуле "быть или не быть" главное — или. Или — это свобода. Лекцию об этом я прочел на семинаре в "Юности" у Ковальджи по его просьбе. Тогда же я прочел стихотворение "Или":

Всколыхнуло "быть" гору
Молнией полоснуло ИЛИ

Написанное два года спустя стихотворение Нины Искренко на тему "или" — фактический конспект моей лекции у Ковальджи. К счастью, он может это засвидетельствовать и подтвердить.
В 90-х в "Миредо" я наконец-то добился слияния нот и фонем.

Зверь нот

До-нот-авр
Ре-нот-авр
Минотав

Или:
Я МИ
ми-
мо
РЕ
ре-
ю
от
ДО
до
ДО

Новые жанры: кругометы Вознесенского, лингвистический реализм "Свалки" Кацюбы, ее так называемые "Словари" и лингвометаморфозы с превращением тьмы в свет, времени в труху и т.д., муфталингвы Мельникова, палиндронавтика как жанр у Кацюбы, Авалиани, Бубнова. Все не перечислишь. Но открытия футуризма давно не только продолжены, но и перекрыты. А бубновские, вернее, бубново-валетные таблицы А. Бубнова в так называемых диссертациях вполне академически защищены!
Прав Введенский — мы докопались до генокода поэзии. Футуризм — теория относительности. Мы — еще и квантовая механика.
— Какие термины ввели лично Вы?
— МЕТАКОД — "Новый мир", 1982, № 9;
МЕТАМЕТАФОРА — "Литературная учеба", 1984, № 1;
ЗВЕЗДНАЯ АЗБУКА ВЕЛИМИРА ХЛЕБНИКОВА — "Литературная учеба", 1982, № 3;
ВЫВОРАЧИВАНИЕ, или ИНСАЙДАУТ (см. МЕТАКОД);
ГОЛОГРАФИЧЕСКИЙ СТИХ — так я именовал анаграммное стихосложение, к которому пришел в 1987 г.;
МИСТЕРИАЛЬНАЯ МЕТАФОРА — так называлась в нашем кругу МЕТАМЕТАФОРА, еще не получившая своего имени в 1973 — 1983 гг.;
ДООС (см. стих ДООС 1984 г.).
— Как Вы оцениваете в целом развитие поэзии в современной России?
— Такого стремительного прорыва русская поэзия еще не знала. Могу назвать десятки имен, дойду до сотни. И это все открыватели, первооткровения.
— Какие издания печатают настоящих поэтов?
— "Журнал ПОэтов", "Футурум АРТ", "Дети Ра". Не претендую на всеохват.
— Спасибо за упоминание наших журналов. Расскажите о Вашем "Журнале Поэтов".
— В начале 90-х мы сдружились с Генрихом Сапгиром и Игорем Холиным. Стараниями Елены Кацюбы и Людмилы Ходынской выпустили первый номер издания "Газета ПОэзия". Позднее он был преобразован в "Журнал ПОэтов".
Сегодня "Журнал ПОэтов" — пристанище поэтических стрекоз всего мира. Франция, США, Германия, Китай соседствуют с Братском и Брестом, село Ворша — с Москвой и Амстердамом. Мы поэтов не редактируем, только печатаем.
— Нет ли у Вас ощущения, что культ Александра Сергеевича Пушкина, явно существующий в России, принес огромный вред русской поэзии, которая многие века идет путем прозы, т.е. что-то рассказывает читателю, а не является для него божественным откровением? У меня, например, такое ощущение есть.
— В 1983 году я написал: "Пушкин — это вор времени / Поэзия Пушкина — время вора". Пушкин — гений банальности, если гениальность и банальность в чем-нибудь совместимы. Он все время ломится в открытую дверь. Я не понимаю, "что в вымени тебе моем". Так и не осилил "Евгения Онегина" до конца, только помню, что "она любила на балконе". Почему бы и нет? Помню "Кончаю. Страшно перечесть..." Тоже неплохо. Еще какие-то глупости, что "гений и злодейство — две вещи несовместные". Гоголь Пушкина в Хлестакове блестяще отобразил: "Легкость в мыслях необыкновенная". Кабы в мыслях, а то ведь просто "Перо упало. Пушкин пролетел".
В открытую дверь за Пушкиным вломились Тютчев, Фет, Некрасов, Надсон, Брюсов, Блок. Благо в открытую дверь ломиться легко. Слава Богу, пришли футуристы, и дверь захлопнулась, больно ударив по носу легкописцев. Потом понадобилось вмешательство государства, чтобы открытую дверь снова взломать и впустить туда "2515 поэтов наших федераций".
— Какая же альтернатива пушкинской традиции?
— Футуризм, неофутуризм, дадаизм, сюр, метаметафора, концепт, да мало ли всего еще не открытого. Что угодно, только не Пушкин. Пушкин — это наше ничто.
— Ваше поэтическое кредо?
— "Поэзия — вершина бытия" ("Бесконечная", 1960).
— Как соотнести поэзию и жизнь?
— Очень даже просто соотнести. Все, что хорошо в жизни, плохо в поэзии, и наоборот. В жизни взрыв — плохо, очень плохо. А в поэзии гениально.

Мне бы
памятник при жизни
полагается по чину.
Заложил бы
динамиту
— ну-ка,
дрызнь!
Ненавижу
всяческую мертвечину!
Обожаю
всяческую жизнь!
(В. Маяковский)

А у Генриха Сапгира:

Взрыв!
..........
..........
..........
Жив...

Генрих жил, Генрих жив, Генрих будет жить! И Холин — хил он, но лих.

Сплю и вижу странный герб:
Сапгир — молот, Холин — серп.

Вопросы задавал Евгений СТЕПАНОВ