ВЕРЛИБРЫ
Андрей КОРОВИН
КОГДА ПОЭТЫ БЫЛИ БОЛЬШИМИ
* * *
плавающие птицы
живут в глубине океана я прикладываю ухо к воде и слышу их песни они поют о любимых оставленных на земле в садах Семирамиды и Семирамида подпевает им мягким грудным контральто где те сады? где ты, Семирамида? а плавающие птицы — вот они, в глубине океана каких-то две тысячи метров вглубь и увидишь их, сидящих на ветках — птиц, похожих на женщин с птичьими головами все у них как у женщин даже и голоса похожи только вот слов у них нет и живут они в глубине океана а кто-то по странному стечению обстоятельств называет это местечко — Рай когда поэты были большими когда поэты были большими а земля — маленькой они ходили по ней пешком из города в город из деревни в деревню читали на площадях стихи сражались на рыцарских турнирах женились на самых красивых девушках и принцессах а потом снова уходили странствовать ибо только мельтешение жизни и смена впечатлений рождали настоящую поэзию купцы платили им дань ибо когда в город приезжал поэт у них лучше шла торговля а девушки предлагали разделить с ними ложе ибо только от поэтов рождаются самые красивые дети (так что если вы встретите красивого юношу или девушку знайте — у них в роду были поэты) о, это было золотое времечко! люди тогда были мельче поэты средь них казались великанами никто не знал кто они такие и откуда пришли но особенно любопытные не раз видели как поэты ночью уходили за город туда где небо прижимается к земле и подолгу беседовали с Невидимым а о чем — это подслушать никому не удалось войн в те времена не было ибо стоило только начаться войне — как приходил какой-нибудь поэт грозно топал ногой и армии в ужасе разбегались поэты в силу своего роста легко могли достать для любимой звезду с неба это был королевский подарок он вполне сходил за приданое если поэт женился на принцессе с тех пор многие мужчины обещали своим любимым достать для них звезду с неба но это больше никому не удавалось когда поэты были большими они могли творить и не такие чудеса так что люди стали считать их богами спустившимися с неба на землю и поэты возгордились и возомнили себя равными богам а боги которым перестали молиться и приносить дары не на шутку разгневались гнев их был страшен три года три месяца и три дня ураганы землетрясения и извержения вулканов терзали людей и Землю потом исстрадавшуюся Землю омыла Большая Вода а когда выжившие люди пришли в себя и огляделись они не увидели великанов-поэтов поэты стали такими же как все и растворились в толпе только вот говорят они как-то уж очень странно так что их никто больше уже не может понять В МОЕЙ ВСЕЛЕННОЙ
в моей вселенной столько жильцов
что я и сам их далеко не всех знаю да это и неважно в моей вселенной всем хватит места каждому бездельнику и шарлатану каждому пахарю и пекарю каждому поэту и трубадуру каждой красавице в моей вселенной хватит места каждому кто с миром постучится в ворота моей вселенной впрочем какие ворота у меня и заборчика-то никогда не было ОДИН МУЖЧИНА НАПРОТИВ
несчастный сумасшедший в вагоне метро
напротив меня читает газету "Дуэль" у него наивные глаза ребенка у него начинается лысина ему что-то около сорока с хвостиком куртка-аляска утепленные джинсы и серый пиджак у него нежные бледные руки и он не женат он читает внимательно он наверняка верит всей этой хуйне о которой там пишут в его пакете на полу — еще пачка газет которые он, вероятно, тоже читает его мир состоит из газетных полос из типографской краски из мыслей разных ублюдков пишущих сраные статьи ради куска хлеба ради ежедневной выпивки и ебли его мозг под завязку забит этим дерьмом он боится обычной правды о том, что есть Бог и о том, что смерть неизбежна и он никогда не сможет с этим смириться он будет думать, что если верить в какие-то сраные идеалы с кем-то бороться чего-то требовать жизнь его станет лучше и он никогда не умрет а между тем есть только Бог и Смерть и они сидят с ним рядом Бог — справа а Смерть — слева они заглядывают в его газету качают головами и беззвучно смеются тому, что там пишут вот он надел старую нелепую молодежную шапочку и вышел на метро Каширской большой ребенок сорока с чем-то лет который до сих пор верит в Советский Союз в то, что Сталин был отцом всех народов в то, что в газетах всегда пишут только правду а Бог и Смерть вышли следом за ним ВСЕ WELL
она была сомелье, москвичкой
а он — официантом в коктебельской кафешке любовь застала их врасплох возле барной стойки и закружила в волнах развратного ночного моря на пустынном неоновом пляже в ее гостиничном номере неделя показалась им вечностью упакованной в одно мгновение короткий курортный роман показался клубникой со взбитыми сливками секса он был хорош собой а она — свободна на обратный поезд вместо одного она зачем-то купила два билета (вот такое странное выдалось лето) а потом — понеслось: работа-карьера-деньги это все, как вы поняли, у нее, конечно а он сидел один дома пил вначале крымские вина потом — молдавские потом перешел на водку по вечерам от него пахло спиртным и женскими духами потом она стала находить в доме части женского туалета через год она купила один билет в одну сторону неделю выгребала хлам и пустые бутылки из всех углов но и год спустя она обнаружила случайно не найденную пустую тару все это она мне рассказывала в душном керченском поезде в прокуренном тамбуре последнего вагона из окошка которого было видно убегающие рельсы рельсы убегали в Крым куда она все-таки возвращалась это возвращение было таким же бесконечным как и воспоминание в двадцать лет после свадьбы они поехали с мужем в Крым летать на бипланах это был их медовый месяц дух захватывало от счастья от молодой веселой любви и птичьего чувства риска полета когда перед тобой — жизнь а под тобой — небо и все кузнечики счастья играют блаженный джаз но одна свинговая нота своим острым краем задела парусину ветра и поток освобожденной стихии швырнул их на землю ее муж так и остался навсегда в коктебельском небе слушать мелодии свадебного джаза а она вернулась на землю сломанным позвоночником их любви она выкарабкалась встала на ноги и по-прежнему ездит летать на бипланах в коктебельском убийственном небе но теперь она все время говорит себе: "все well, дорогая, все well только никогда больше не привози домой официантов из Коктебеля" если вы когда-нибудь встретите ее — передайте ей от меня привет ЖЕНЩИНЫ ВЕСНОЙ
весной женщины распускаются как цветы
сбрасывают с себя зимнюю скорлупу почек наливаются плотью готовой выскочить из символических укрытий одежд то тут то там вспыхивают сполохи кожи витают возмутительные запахи духов и истомившегося ожиданием тела как в голове эротомана мелькают кадры — выпирающая из лифа грудь маленький треугольник трусиков с вожделением обхвативший чью-то отменную попку и — животы животы животы женщина — это животное от слова живот мужчина — охотник за животами расскажите мне отчего в животах появляются дети — от попыток согреться зимними вечерами? от Нового Года? Деда Мороза? шоколадных конфет? от прошептанного в женское лоно бойкого мотылька "люблю"? а может быть от древней привычки набухать навстречу весне? только не спрашивайте меня почему я так смотрю на вас и я не отвечу что мы созданы друг для друга ПУТЬ
я загораюсь от спички
как Одиссей у него шило в заднице а у меня поэма я никогда ее не закончу я не люблю длинные формы жизни двадцать лет этот чувак куда-то стремился не зная что главное это не цель а путь ты являешься Богом пока ты совершаешь движение неподвижный ты уподобляешься трупу или Будде что суть одно и то же Господи не растворяй меня в сонме твоих уставших дай мне Веру Пути и Силу Пути все мы — в послании от меня — к тебе от тебя — к Нему от Него — к себе |