Вернуться на предыдущую страницу 

   Архив

No. 5, 2004

   

Гипотезы и тезы

 

Александр ФЕДУЛОВ

Послания судьбы

"…провидение — не алгебра; ум человеческий, по простородному выражению, — не пророк, а угадчик. Он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно предвидеть ему случая".
А.С. Пушкин

"Там же выронил я серебряную копеечку. Если и ее найдешь, и ее перешли. Ты их счастию не веруешь, а я верую".
А.С. Пушкин
(Из письма П.В. Нащокину)

Весь человеческий опыт говорит о том, что наша земная жизнь — лишь фрагмент общей космической Судьбы, которая тайно ли, явно, но ведет с нами диалог. И диалог этот разноуровневый — от примет и Сновидений до видений и голосов, от озарений до полного сгорания. Еще замечено, что Судьба откликается тому, кто в нее верит. Эта тема обозначилась и развилась благодаря, вероятно, в большей степени людям искусства. Искусство — это поле, где человек, облекаясь в робу Творца, лицом к лицу соприкасается — сталкивается! — с Судьбой. Но умеем ли мы слышать ее реплики, которые художники-поэты своими руками зарисовывают-записывают?
Всем известно, как суеверен был А.С. Пушкин. В воспоминаниях современников упоминается о нескольких ярких случаях.
Гадалка Кирхгоф предсказала поэту ссылку, нежданное получение денег и смерть от белокурого человека (а по свидетельству брата Льва — и роковую женитьбу), что и свершилось.
В декабре 1825 года Пушкин порывался ехать из деревни в Петербург. Но на выезде из усадьбы путь повозке перебежал заяц, да еще и попа встретили. Все приметы нехорошие. И не повороти Пушкин назад, был бы он как раз 13 числа на квартире у Рылеева в самой гуще событий.
А накануне казни декабристов поэту приснилось, что у него выпало пять зубов.
Бывает, что человек, обладающий фантазией и сильной волей, неумышленно легализует свои видения и окружающих в том убеждает. У Пушкина не то, у него все сложней. Пушкин — фигура трагическая. И чем больше я над этим размышляю, тем больше в том убеждаюсь.
Жизнь поэта — это перманентный кризис, выливающийся порой в фатализм; напряжение с властями, многочисленные дуэли. "Пушкин довольно суеверен, и потому, как только случай сведет его с человеком, имеющим все сии наружные свойства (по предсказанию Кирхгоф. А.Ф.), ему сейчас приходит на мысль испытать: не это ли роковой человек? Он даже старается раздражить его, чтобы скорее искусить свою судьбу" (А.Н. Муравьев).
И вот этот ритм экстремальных ситуаций, которые разрешались в творчестве и до некоторой степени служили горючим материалом, Пушкин во второй половине 20-х годов решается поломать. Истекает юность, наступает зрелость. Но дело не только в этом. Пушкин чувствует необходимость поворота в творчестве. И этот поворот, несомненно, должен был привести к роману в прозе. ("Погоди, дай мне собраться, я за пояс заткну Вальтер Скотта", — говорил он Нащокину). Что в свою очередь требовало совсем иных ритмов, иного образа жизни.
Пушкин этот роман намечает своей биографией. Сюжеты теснятся в нем. Некоторые он дарит Гоголю, другие подхватывает Титов. Трудность данного шага заключалась, на мой взгляд, помимо всего прочего в том, что Пушкин работал, как бы сейчас сказали кинематографисты, без дублера. Ему необходимо было силу своего воображения подкреплять лично пережитыми ощущениями. Эта поправка на подлинность гнала его в цыганский табор, на ярмарку и т.д. Напряженнейшая духовная жизнь требовала разрядки и отклика, дружеского участия.
Пушкин мечется, окруженный всяческими "табу" как объективного характера — цензура, смена поколений (его непростые отношения с любомудрами), так и субъективного — назревает конфликт между интимным характером творчества и публичным образом поэта, который уже достаточно сформировался. Пушкину необходимо было время для спокойного размышления.
Он просится за границу: "Я бы желал совершить путешествие — либо во Францию, либо в Италию. В случае же, если оно не будет мне разрешено, я бы просил соизволения посетить Китай вместе с посольством, которое туда вскоре отправляется". (Из письма Бенкендорфу от 7 января 1830 г.).
И в очередной раз получает отказ. И тогда он женится.
К. Брюллов: "На кой черт ты женился?" Пушкин: "Я хотел ехать за границу — меня не пустили, я попал в такое положение, что не знал, что мне делать, — и женился. (М.И. Железнов. Брюллов в гостях у Пушкина летом 1836 г.).
По сути, так и было. Пушкин увидел Наталью Николаевну Гончарову в декабре 28-го или в январе 29-го на балу у танцмейстера Йогеля. Сватовство длилось два года и завершилось венчанием 18 февраля 1831 года. О том, что эта женитьба была отчаянным всплеском — поменять ритм, изменив свой общественный статус, — а не любовным романтическим этюдом, можно судить уже по тому, что поэт и до Н.Н. сватался к некоторым дамам, и во время сватовства к Гончаровой не порывал свои связи (см., например, его письма к Собаньской). Да и его просьба отпустить за границу...
Многие из современников считали эту женитьбу роковой. По факту свершившегося они оказались правы.
В задачу моих заметок не входит оценка роли Н.Н. в судьбе Пушкина. Это и в принципе невозможно — я не судья. В руках Судьбы все мы — слепые орудия. Речь о другом. Об ответственности за тех, кого мы приручаем. И, думаю, Пушкин это понимал. "Она бедная, безвинно терпит! В свете ее заедят", — так передает Жуковский слова умирающего поэта. Как показывает история, жена поэта, художника, человека, отмеченного талантами, — это почти профессия. Гармония здесь редкая гостья. Но — к теме. А были какие-то знаки суеверному Пушкину?
Вот — пунктиром — некоторые факты. Длительность самого сватовства я уже отмечал. Далее. В этот период уходят близкие люди: в 1828 году умирает няня Арина Родионовна, в 1830 г. — дядя Василий Львович, в 1831-м — за месяц до венчания — Дельвиг. Судьба оголяет сцену, убирая наиболее дорогие и привычные фигуры. В декабре 29-го Пушкин впервые говорит о своей смерти в стихотворении "Брожу ли я вдоль улиц шумных":

Кружу ли я в толпе мятежной,
Вкушаю ль сладостный покой,
Но мысль о смерти неизбежной
Всегда близка, всегда со мной.

Думал ли поэт, размышлял ли над тем, "как слово наше отзовется"?

30-й год — чума. Три месяца знаменитой Болдинской осени. Словно Судьба щедро напоминает поэту о его предназначении. И уже видные всем, "говорящие" приметы — во время венчания с аналоя падают крест и Евангелие, потом у Пушкина гаснет свеча.
Но я хочу обратить внимание на еще один момент благоволения Судьбы к поэту. 9 ноября 1828 г., за 2 — 3 месяца до знакомства с Натальей Николаевной, Пушкин написал (или записал) стихотворение, название которого фонетически полностью входит в фамилию "Гончарова". Это "Анчар". Древо яда.

Природа жаждуших степей
Его в день гнева породила.

Кстати, Н.Н. родилась 27 августа 1812 г., на второй день после Бородинского сражения. День гнева. "Анчар" был предупреждением Судьбы.

Я влюблен, я очарован,
Словом, я огончарован.

Даже в этом экспромте Судьба подбрасывает поэту направление звуковых ассоциаций. Но он не понял, что гон данных чар направлен против него, что это не метафора любовного состязания, но символ охоты, где поэт — волк, судьба которого — быть затравленным.
И ведь вот что печально: даже если бы Пушкин понял это послание Судьбы так, как я его трактую, он не поворотил бы назад.