Спазмом стрелки свело на полуночи.
Ночь темна и хмельна.
По кривым и изломанным улочкам
Не ходить допьяна.

По линейке проспекты проведены —
Так трезвы, так пусты.
Полуосенью влажною съедены
Над Невою мосты.

В помешательстве тихом слоняется
И стучит невпопад
Дождь в ворота и окна — он мается
И зовет листопад.

Не начавшись, роман мой закончился
С этим летом. Пускай…
В чреве августа, ведаю, корчатся
И зима, и тоска.

На углу, на изломе, на скатерти,
На обрыве, на грани, на дне,
На юру, на помосте, на паперти,
На кону, наяву, на коне.

Без царя, безвозмездно, бессовестно,
Безвозвратно, бесследно, без слов,
Без конца, без начала, без корысти,
Без кола, без двора, без оков.

Не дышать, не страшиться, не корчиться,
Не по делу, небрежно, не в лад,
Не уйти, не солгать, не закончиться,
Не в насмешку, не вслед, невпопад.

Из беды, из земли, из-за зависти,
Из души, из ночи, из окна,
Из-за печки, из чрева, из завязи,
Из любви, из вины, из вина…

Полынь, осока, сныть,
И мачеха — и мать.
Не по теченью плыть,
Не противостоять.

Заблудшая овца,
Не — рысь, не мотылек.
Бежать ли на ловца?
Лететь на огонек?

Не на крутом валу,
Не Жанною в седле,
Не девой на балу,
Не ведьмой на метле.

Почти что наповал:
Тавро, силки, аркан,
Как будто зазвучал
Заржавленный орган.

Не по теченью плыть,
Не противостоять.
Наверное — не быть,
Наверное — не стать.

Лазурно каменеют купола.
От тренья облаков тупятся шпили.
Вороны гнезда в капителях свили.
Весна в подоле солнце принесла.

На Миллионной скалывают лед.
Снег самосвалом сваливают в Мойку.
И пахнет кофе и хрустящей слойкой.
Кричит призывно в подворотне кот.

Готов к любви подросший чей-то внук.
И чья-то дочь оплакивает юность.
А в кресле кошка рыжая свернулась.
В углу повис всевидящий паук.

Вношу я, задыхаясь, на порог,
Дорогой отчеканенные слоги.
Похоже, жар опять — промокли ноги…
Коньяк от гриппа в прошлый раз помог.

Этот ветер в гармошку сминает
Вперемежку дома и мосты.
Черный дождь, будто новость дурная,
Бьет с плеча по пустым мостовым.
Отрицая закон тяготенья,
Спас взлетает, Казанский парит.
В бесконечном своем сновиденьи
Только сфинксы врастают в гранит.

Я врастаю в гранит вместе с ними,
В сад, летящий с оградой литой,
В переулки с дворами глухими,
В эту реку с чугунной водой.

В моей вересковой пустоши
Молчаливо вечер пуст уже.
И душа тиха, и вокруг ни души.
Только шорохи, да запахи —
Меда, куманики, засухи.
Сны, рожденные на западе,
Держат курс упрямо на восток.

Непроницаема, как кукла,
Весна пока.
Сырые свесив с неба букли,
Спят облака.
Все дремлет — ветер, снег и птицы,
Не видя снов.
Не разжимает лед когтистый
Своих оков.
Петлей на шее душно длится
Бесполый день,
На обворованные лица
Бросая тень.
В сырой монашеской одежде
Застыла ель.
Чуть подняв паруса, надежда
Летит на мель.
К чужой душе моя прижмется…
Заговорит.
Рыжеволосая очнется
От сна Лилит…

Дома невидимы от пыли.
Вот-вот медово липа брызнет.
И стрекоза, очнувшись к жизни,
Осуществляет первый вылет.

Весна идет почти на ощупь,
Как будто странница слепая.
Детишки в классики играют,
А ветер рваный флаг полощет.

Сорвалась птица камнем с крыши….
Мне эта птица снилась ночью.
Предупреждение… подстрочник?
Не прочитать и не расслышать…

Не луна ли смеется ущербная,
С тонким ликом святой…
Не пишу, за отсутствием гербовой,
На бумаге простой.
И не думаю набело — начерно,
Словно комкаю лист.
А в венце остролистном безбрачия
Город бледен и чист.
Он так бледен, что кажется призрачным,
Словно тень от стекла.
На замерзшей и замершей Кирочной
Вьюги колкая мгла.

В гостях… Перебродивший спор,
Из тех, что ни уму, ни сердцу.
Тоскую… Впопыхах одеться
И выбежать стремглав во двор.

Не медля, жадно закурить,
Не сожалея о десерте.
Увидеть вязью на конверте
В снегу следов вороньих нить.

Лилово-желтый плотный свет,
Какой бывает только в марте.
И на истлевшей звездой карте
Печали нисходящий след.

Реальность превращает в миф
Озябший мальчик на балконе.
Расстроено гитара стонет:
Любовь…, любовью…, о любви…

В обнимку с тишиной блуждать
Навстречу многоточьям ночи
По краю не рожденных строчек…
И их рожденья ожидать.

Набухает водою гранит,
Горизонт окантован сатином,
Эрос поднял тугие люпины,
Тополь, пухом намокшим сорит.
Геральдический скалится лев.
Он дождем, как шрапнелью контужен.
Императору мертвому служит
Петропавловка, окоченев.

Мост Дворцовый растаял в Неве —
Белой ночи вознесшийся тотем.
Конь-июнь легконогим наметом
По росистой несется траве.

Ну отчего такой озноб?
В пандан с осиновым круженьем,
С оконным слившись отраженьем,
Горячий остужаешь лоб.

Какие черные столбы!
Какие пыльные дороги!
Скирды, как замершие дроги,
Дома похожи на гробы…

Перрон, проросший лебедой,
Забор, похоже, довоенный,
Давно не беленые стены —
Все пахнет дымом и бедой.

С церквушкой серою откос
Мелькнет зачем-то спозаранку…
На каждом дремлет полустанке
Печальный вездесущий пес…