А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я #    библиография



Вернуться на предыдущую страницу

   Антология

   
Елена ЛАПШИНА — поэтесса. Публиковалась в журналах "Арион", "Иерусалимский журнал", "Интерпоэзия", "Кольцо А", "Крещатик", "Литературная учеба", "Новый мир", "Октябрь", "Радуга" (Киев), антологиях "Московская муза", "Один к одному" и других изданиях. Автор книг "Вымани Ангела" (2005) совместно с Ольгой Ивановой, "В невесомой воде" (2006). Стипендиат Форума молодых писателей (Липки, 2006), лауреат Международного литературного Волошинского конкурса (2007).



Стихотворение опубликовано в авторской сборнике "В невесомой воде".



* * *

…Но дерево, растущее во рту,
всей кроной распирающее нёбо,
внезапностью цветочного озноба
безлиственную скроет наготу.
…Но в подъязычном лежбище корней,
где послевкусье молока и мёда,
изнеженная, гиблая природа
не женщины — не-вежества о ней –
не выстоит и впустит холода,
и выстудит до самой сердцевины...

И облетают кипенные крины.
И плоть от плоты — не даёт плода.



Публикацию подготовил Евгений В. ХАРИТОНОВ




Стихотворения были опубликованы в журнале "Дети Ра" № 3 (41), 2008 г.



ТЕРПЕНИЕ, ПРЕДОЛЕНЬЕ АДА



* * *

В груди застучало так мелко,
как будто встряхнули ключи.
Утихни, дурацкая белка,
и лапами реже сучи.

Тупица, облезлая цаца,
уймись, ты такая, как все.
Крайняк, уже поздно метаться
в каленом своем колесе.



* * *

Преступая стыд, попирая страх
(чай, за явный ропот уже не мрут), —
как орехи мацать в гнилых зубах,
добывая ядрышко-изумруд.

При честном народе за "мать" и медь
колесом ходить, бубенцом греметь!

А поимав сраму, сдрыснуть в затвор
от зубовной боли его тупой:
где не тащит вор, где усыпан двор
золотой — молчания — скорлупой.



* * *

Сквозь узкое ушко забрезжила нирвана —
сияющая блажь, зияющая брешь.
И, вроде бы, сидишь на краешке дивана,
а, между тем, живешь, как между стен паришь.

И смутное внутри — тревожное, как Шнитке, —
занозою вошло и намертво вросло.
И тянешь изнутри серебряные нитки,
и пестуешь свое паучье ремесло.

За ради красоты, за гордость и за страх, но
все норовит петлей и путается нить…
Вдевай ее в иглу, презренная Арахна, —
не научилась ткать, так научайся шить.



* * *

…Он мечется во мне и пробует: не спеть ли, —
не ветер, но дракон — клыкастый, ледяной, —
над городом во мгле накручивая петли —
и все-таки во мне, хотя и за стеной.

И бьется изнутри — в ночи ему навстречу —
всей воле вопреки, не слыша ничего,
настойчиво стуча, пренебрегая речью, —
в оконное стекло — алмазное чело.



* * *

Когда от сквозняка пойдет скрипеть
хоромина, казавшаяся храмом,
где ты оставлен с разным прочим хламом,
то остается — доживать и петь.

И я пою — о том родном втором —
в моей сквозной качающейся клети,
я все еще пою о вечном лете
лиловым горлом, сорванным нутром…



* * *

Угомонив горячное вчера,
уже пришло терпение и зренье:
ненужности и нежности пора —
прелюдия к мистерии старенья.

Писать сестре, обновку дошивать, —
и никому — не клетка, не докука.
Остатнее неспешно доживать
без робости, без ропота, без звука…



* * *

Мерцает впереди багрово-алый ад, —
и мука, и тоска в его кромешных стонах.
А, кажется, еще отпустят и простят,
на небеса возьмут, поставят меж достойных, —

меж князей и владык… И слышатся едва
в сумятице словес евангельские зовы.
Сморгнешь, и ничего: что "смоква", что "москва"…
И блеклы небеса, что были бирюзовы.

А в зеркале — урод: гугнив, подслеповат,
и амальгама прет с шипением наружу…
..................................................................

Кого еще люблю, и в чем не виноват?
Кого еще предам, и что еще нарушу?..



* * *

Какая боль в непрошеной любви —
терпение, преодоленье ада…
С такой ни жить, ни умереть — увы…
А, если б жить, так умирать — не надо.

О, сколько ягод сбросила лоза,
и сколько жизней не зачало чрево…
Горбатая старуха, дива, дева,
медуза, отводящая глаза…

Какого меда, вереска, вина
еще желать, какого первоцвета?
Еще какого ражева, рожна,
родства какого, большего, чем это?..
.............................................................

Как тяжело преодолеть себя,
и просто жить — поденно, по привычке,
пересыпая семечки и спички,
не маясь, о небывшем не скорбя…



* * *

Д.

Там, где сиротство ставит на всем кресты,
ты задержался взглядом совсем некстати,
не восковой, не северной красоты —
темноволосый мальчик эльфийской стати:

каждого мотылька прибирая в горсть,
именовав иных — плотяных и зримых, —
Авессалома тонкая злая кость,
древняя кровь, остывшая в наших зимах.

Эта земля баюкает (чай, земля).
Здесь не аукай, не промеряй верстами
вечное бегство через мои поля,
под горизонт уставленные крестами.



* * *

Что Герда — седому Каю —
остуды его года —
прощаю и выкликаю
глядящих из-подо льда.

Какое тут сердце сыто
свободой своей чумной?
Во льду нелюбви Коцита
теплее ли, чем со мной?..



Измиэр

Подземелье драконов, аид, нарожденье химер…
А над ним — горделивейший град — золотая громада:
зачумленный мирской-воровской-колдовской Измиэр
покрывает ладонями крыш это логово ада.

Изогни, Измиэр, смоляную змеиную бровь,
околдуй, окольцуй, оседлай, запряги в колесницы
или чти, как богов, эту темную древнюю кровь, —
им же город жрецов и блудниц мимолетно приснится…

Открывают глаза, населявшие мир испокон,
пробуждаются недра, и силится шум шелестящий…
Выползает на свет изумрудно-багровый дракон,
раскрывающий крылья, взлетающий — боги!.. — летящий.