Проза
Татьяна
ГРАУЗ (Москва)
СНЫ
УЛИТКИ
Утро [1] — коробка
с китайской тушью — дверца — сквозь которую светится та [другая] жизнь
— 365 ее превращений — если б совпасть. И. становилась похожей на нотную
азбуку для умалишенных — Ночь на горе — Редкое противоречие между улыбкой
и влажной глиной в руках гончара — Свобода майского неба тягучего и травянистого
от наваждений — И. расплетает волосы, переплетает их с волосами сомнамбулических
теней на отмелях огненной своей красоты.
[желание удержать равносильно желанию смерти]
Перепады времен года несмело перетекающие друг в друга — [мое женское]
лишенное в самый званный [лунный] час лишенное.
Утро [2]. Ударяюсь
в звук имени. Как много в нем непревзойденного, как в декабрьском вечере
где-то на юге или юго-востоке или на лице застигнутом врасплох.
Вечер [2]. Небо выжженное
кислотой в память о том, что [было], что [будет] вчера.
Утро [3]. Совпало
с чем-то еще, долго придумывала ему название. Устав от сосредоточенности,
вспыхнула ветка рябины. Я обвязалась теплым платком. Ранние сумерки. Осень.
Вечер [3]. Сегодня
в городе необычайное оживление. Догадалась об этом по звуку дождя.
[молись обо мне]
Еще ребенком я смеялась чему-то, что не могла вспомнить. Движение рук
чуть изумленно [чуть] растягивало воздух. Ноги промокли.
[молись обо мне] непрерывно неизреченно горлом расколотым запахом свеч
разматывающим клубки чисел листьев [дождя над белесыми фонарями] росой
ударяющейся о булыжники на мостовой торопливые [тени] в погонях за горстью
[щепоткой] парой лишних минут.
Утро [4]. окружило
лицо звоном опрокинутой навсегда ночи.
— Какая у вас непринужденная голова. Младенец светится сквозь вашу кожу
золотым сечением неба. Подарите мне его улыбку.
Она чуть задумчиво оглянулась, взглянула на мой лоб и пересмешник охватил
нас, как карусель охватывает движением — расторжением с весомостью жизни.
— Вы печальны.
— Нет, я только разламываю свое отражение. Мне не терпится увидеть его
край с голубоватой каемкой — это всегда смертельно и ранит. В этом есть
грусть. Что я бы подумала, именно в этом есть радость.
— Я Вас непрерывно не узнаю.
Листья молитв прозрачные, как чашка с кипятком и прерывистым движением
вокруг.
Вечер [4]. Сквозь
створки тянет прохладой и глубиной.
— Ваше присутствие похоже на тень белой лошади. Ноздри втягивают свечение.
Лошадь фыркает [непринужденно] раскалывает копытом траву.
Я вспоминаю как они сидели притихшие с нетронутыми грустью лицами. Сквозь
них пролетали города с тусклыми, как бы сквозь прокопченное стекло увиденными
огнями. Белые лики отверженных, ровные, как дыхание. Только округлые зрачки
собак и утеряных сновидений способны их были развлечь.
Утро [5]. А на месте
сердца — Вы знаете — у нее проталина и теплый воздух молочных облаков.
На одном из них — листья хрупкие, будто в них только что вдохнули жизнь.
А сквозь глаза — тропинка. Она петляет бесшумно, как рыба, и усыпана сплошь
зеленоватой хвоей. В ее доме 365 дверей, больше сотни — золотых, три десятка
— серебряных, остальные — крыши.
Кожа вздрогнула. Неизлечимое прикосновение. Тревожный румянец простуды.
Белая лошадь била копытом о синие травы. Вибрация черных глазниц. Лабиринт
средиземного царства и ускользающих слов. Пастухи, припавшие восхищением
щек к глубине опрокинутых песен.
Вечер [5]. Густое
кровотечение неба. Четыре пурпуром и одиночеством окрашенные тени, петляющие
словно волосы по изгибам лба. Он принимал их за неизбежность, за похотливые
прикосновения, непрерывно ранящие, как дымок сладковатых кофеен. Тени
растягивались на буроватом картоне ночи. И только мерзлая цвета пустого
солнца трава окутывала, словно мать спящего в колыбели младенца.
Утро [6]. С дерева
облетели все листья — остались только Ангелы.
А у меня поселилась птица. Она вьет гнездо и откладывает бурые яйца. Через
неделю из них вылупятся птенцы с рыжими клювами и громкими голосами. Они
вырастут стремительно и так же стремительно разлетятся. Первый — с белой
грудкой и голоском сядет мне на макушку. Другой — исполненный крыльев
— забьется между бровями и заклюет мне в висок. Третий — осядет в горле.
И если ангина или же ОРЗ — он краснеет и хрипнет. Четвертый — останется
как кукушонок в гнезде и будет плескаться в проталине грудной клетки.
Пятый зацепится за пуповину и так и повиснет, исполненный сострадания.
А два последних — похожих на змей, свернувшихся плотным кольцом и перевитых
друг с другом — дремлют едва живые.
Вечер [6]. Лицо, навсегда
обращенное в другую сторону света. От ботинок две мутные лужи. Он расплетает
шнурки, протискивает сквозь утлую кожу и говорит мне о птице.
Утро [7]. Улитка спряталась
в гнездо ястреба и мило так задохнулась навеки прикрыла веки и утонула
нет ее не было [было] только свечение махаона в серо-серебряной паутине
[пустыне] глаз
Вечер [7]. Куда мне
спешить - - -
— ведь жизнь только только водой подступает к горлу — окрашенному припадком
безумья —
— и время дрожит — как иссохшая ветка как пойманное насекомое под колпаком
рук —
— я пришла к озеру — где трава и травянистые тени выше колен ниже пояса
глубже пупка золотого над стекловидным телом моей стекловидной души —
— я пришла в царство глубокого и средиземного моря где окрыленные звери
греют мне руки —
— скажи — куда — мне — спешить —
Утро [8]. Слова утопленников
— обнаженные раковины — прощальные водоросли — подобные ветру — у самого
рта — достигают предела — ныне и присно живущих — который в их сновидениях
— вечно-зеленый — или — небесно-синий — или — застывший рай
Вечер [8]. Цветной
песок рассыпаны слова
обои выцветшею краской в картине детства
босиком по снегу бредущий ангел
это ли не встреча
Утро [9]. Слегка подтаявшее
небо надтреснутое и не искаженное ничем даже печаль которая таится в зеленых
от ветра скулах застыла неподвижно.
Вечер [9]. Накрытый
для свидания стол
кувшин с вином и горизонт свернувшийся
[как кровь] имеет привкус меда
полеты птиц снега и воздух
движется вокруг незримый [путник]
деревья прорастающие в зиму
как сны что прорастают в жизнь
у самого [порога]
Утро [-]. луна задержалась
и бьется как насекомое темно-синего цвета.
|