Вернуться на предыдущую страницу

       Архив

No. 2 — 3, 2001

   

Проза

 

Татьяна ГРАУЗ (Москва)

 

СНЫ УЛИТКИ

Утро [1] — коробка с китайской тушью — дверца — сквозь которую светится та [другая] жизнь — 365 ее превращений — если б совпасть. И. становилась похожей на нотную азбуку для умалишенных — Ночь на горе — Редкое противоречие между улыбкой и влажной глиной в руках гончара — Свобода майского неба тягучего и травянистого от наваждений — И. расплетает волосы, переплетает их с волосами сомнамбулических теней на отмелях огненной своей красоты.
[желание удержать равносильно желанию смерти]
Перепады времен года несмело перетекающие друг в друга — [мое женское] лишенное в самый званный [лунный] час лишенное.

Утро [2]. Ударяюсь в звук имени. Как много в нем непревзойденного, как в декабрьском вечере где-то на юге или юго-востоке или на лице застигнутом врасплох.

Вечер [2]. Небо выжженное кислотой в память о том, что [было], что [будет] вчера.

Утро [3]. Совпало с чем-то еще, долго придумывала ему название. Устав от сосредоточенности, вспыхнула ветка рябины. Я обвязалась теплым платком. Ранние сумерки. Осень.

Вечер [3]. Сегодня в городе необычайное оживление. Догадалась об этом по звуку дождя.
[молись обо мне]
Еще ребенком я смеялась чему-то, что не могла вспомнить. Движение рук чуть изумленно [чуть] растягивало воздух. Ноги промокли.
[молись обо мне] непрерывно неизреченно горлом расколотым запахом свеч разматывающим клубки чисел листьев [дождя над белесыми фонарями] росой ударяющейся о булыжники на мостовой торопливые [тени] в погонях за горстью [щепоткой] парой лишних минут.

Утро [4]. окружило лицо звоном опрокинутой навсегда ночи.
— Какая у вас непринужденная голова. Младенец светится сквозь вашу кожу золотым сечением неба. Подарите мне его улыбку.
Она чуть задумчиво оглянулась, взглянула на мой лоб и пересмешник охватил нас, как карусель охватывает движением — расторжением с весомостью жизни.
— Вы печальны.
— Нет, я только разламываю свое отражение. Мне не терпится увидеть его край с голубоватой каемкой — это всегда смертельно и ранит. В этом есть грусть. Что я бы подумала, именно в этом есть радость.
— Я Вас непрерывно не узнаю.
Листья молитв прозрачные, как чашка с кипятком и прерывистым движением вокруг.

Вечер [4]. Сквозь створки тянет прохладой и глубиной.
— Ваше присутствие похоже на тень белой лошади. Ноздри втягивают свечение. Лошадь фыркает [непринужденно] раскалывает копытом траву.
Я вспоминаю как они сидели притихшие с нетронутыми грустью лицами. Сквозь них пролетали города с тусклыми, как бы сквозь прокопченное стекло увиденными огнями. Белые лики отверженных, ровные, как дыхание. Только округлые зрачки собак и утеряных сновидений способны их были развлечь.

Утро [5]. А на месте сердца — Вы знаете — у нее проталина и теплый воздух молочных облаков. На одном из них — листья хрупкие, будто в них только что вдохнули жизнь. А сквозь глаза — тропинка. Она петляет бесшумно, как рыба, и усыпана сплошь зеленоватой хвоей. В ее доме 365 дверей, больше сотни — золотых, три десятка — серебряных, остальные — крыши.
Кожа вздрогнула. Неизлечимое прикосновение. Тревожный румянец простуды.
Белая лошадь била копытом о синие травы. Вибрация черных глазниц. Лабиринт средиземного царства и ускользающих слов. Пастухи, припавшие восхищением щек к глубине опрокинутых песен.

Вечер [5]. Густое кровотечение неба. Четыре пурпуром и одиночеством окрашенные тени, петляющие словно волосы по изгибам лба. Он принимал их за неизбежность, за похотливые прикосновения, непрерывно ранящие, как дымок сладковатых кофеен. Тени растягивались на буроватом картоне ночи. И только мерзлая цвета пустого солнца трава окутывала, словно мать спящего в колыбели младенца.

Утро [6]. С дерева облетели все листья — остались только Ангелы.
А у меня поселилась птица. Она вьет гнездо и откладывает бурые яйца. Через неделю из них вылупятся птенцы с рыжими клювами и громкими голосами. Они вырастут стремительно и так же стремительно разлетятся. Первый — с белой грудкой и голоском сядет мне на макушку. Другой — исполненный крыльев — забьется между бровями и заклюет мне в висок. Третий — осядет в горле. И если ангина или же ОРЗ — он краснеет и хрипнет. Четвертый — останется как кукушонок в гнезде и будет плескаться в проталине грудной клетки. Пятый зацепится за пуповину и так и повиснет, исполненный сострадания. А два последних — похожих на змей, свернувшихся плотным кольцом и перевитых друг с другом — дремлют едва живые.

Вечер [6]. Лицо, навсегда обращенное в другую сторону света. От ботинок две мутные лужи. Он расплетает шнурки, протискивает сквозь утлую кожу и говорит мне о птице.

Утро [7]. Улитка спряталась в гнездо ястреба и мило так задохнулась навеки прикрыла веки и утонула нет ее не было [было] только свечение махаона в серо-серебряной паутине [пустыне] глаз

Вечер [7]. Куда мне спешить - - -
— ведь жизнь только только водой подступает к горлу — окрашенному припадком безумья —
— и время дрожит — как иссохшая ветка как пойманное насекомое под колпаком рук —
— я пришла к озеру — где трава и травянистые тени выше колен ниже пояса глубже пупка золотого над стекловидным телом моей стекловидной души —
— я пришла в царство глубокого и средиземного моря где окрыленные звери греют мне руки —
— скажи — куда — мне — спешить —

Утро [8]. Слова утопленников — обнаженные раковины — прощальные водоросли — подобные ветру — у самого рта — достигают предела — ныне и присно живущих — который в их сновидениях — вечно-зеленый — или — небесно-синий — или — застывший рай

Вечер [8]. Цветной песок рассыпаны слова
обои выцветшею краской в картине детства
босиком по снегу бредущий ангел
это ли не встреча

Утро [9]. Слегка подтаявшее небо надтреснутое и не искаженное ничем даже печаль которая таится в зеленых от ветра скулах застыла неподвижно.

Вечер [9]. Накрытый для свидания стол
кувшин с вином и горизонт свернувшийся
[как кровь] имеет привкус меда
полеты птиц снега и воздух
движется вокруг незримый [путник]
деревья прорастающие в зиму
как сны что прорастают в жизнь
у самого [порога]

Утро [-]. луна задержалась и бьется как насекомое темно-синего цвета.