Притчи
Сергей МИТРОФАНОВ
СИЗИФОВ ТРУП
Часто
я задавался вопросом: почему русская советская литература, знаменитая
своим эзоповым языком, красотой каких-то межстрочных многосмыслий, с
наступлением демократических времен почти вся провалилась в тартарары
либо занялась угрюмым малотиражным бормотанием? Писатели, художники,
режиссеры, актеры, раньше творившие под надзором соответствующих органов,
со страху являли миру потрясающую изобретательность по части сокрытия
фиги в кармане. Им давали международные премии, поскольку мы, в свою
очередь, часто принимали страх за талант, а фигу — либо за перст указующий,
либо за вершину жанра.
Но сегодня вроде бы можно говорить прямо: что, где, когда, кто виноват
и что украли. И стало скучно. Отчеты, обзоры, на худой конец — триллеры.
"Неужели жанр политической сатиры умер? — думал я. — Неужели искусство
не переносит демократию? Неужели нам больше нечего скрывать?"
И только совсем недавно я понял, что проблема в другом. Скрывать нам
по-прежнему есть чего. Просто раньше гипербола, иносказание нужны были,
чтобы высветить, отделить некоторые неочевидные стороны нашего тогдашнего
бытия от очевидных. Однако сегодня мы все сами как бы переселились в
гиперболизированное, неочевидное, как прибыли с государственных обязательств,
пространство. Отклонение стало нормой. Все, что можно придумать смешного,
тут же и происходит. И знаете, от этого не смешно.
Любопытно отметить, что сегодня для описания процессов, происходящих
в стране, эксперты часто употребляют термин «миф». Миф о Западе. Миф
президента. Миф реформ. На основе этих мифов эксперты делают экспертные
оценки, правительство предпринимает соответствующие шаги, раздается
гомерический смех.
Встречаясь друг с другом, политики спрашивают не "Что ты думаешь
на самом деле?", а "Какой у вас миф?" — "Я честный
и прямой, борец с коррупцией". — "А я такой, простой, свой
в доску". Говоря это, они разъезжаются на шестисотых мерседесах.
Появились специалисты по созданию мифов, им хорошо платят.
Я понял, жанр иносказания не умер, просто в нем сегодня работают другие
люди — экономисты, политики, правительство, парламент. Они вытеснили
литературу на заранее не подготовленные позиции. Нам же для адекватного
описания нашего состояния, нужно, видимо, предпринять попытку какой-то
обратной трансформации...
РАЗГОВОР
Лодка
плавно рассекала водную гладь. Один из пассажиров (депутат) опустил
руку в темную теплую воду, молчал, наслаждаясь. Второй (депутат) — куражился.
Он слюнявил пальцы и считал мелкие купюры, а потом стал требовательно,
по-барски, совать их в лицо лодочнику, сильному и немножко страшному
старику. А тот, не переставая ритмично грести, показал глазами на руки,
занятые веслами.
"Что? Мало? — обиделся второй. — Держи, говорю, гуляем!"
И тогда старик, усмехаясь, прикусил пачку зубами, а потом сплюнул ее
на дно лодки.
Первый (депутат) прервал молчание: "Хорошо-то как! Места. Свобода.
Кричи. Пой. Эх!"
"Ха, свобода, — второй (депутат) покрутил пальцем у виска. — Дело
делать надо, тогда будет свобода. Давай лодку у старика купим. Что он
тут всю жизнь кукует? Вложимся, покрасим. Возить будем. Перевозки наладим.
Старика — на пенсию. Впрочем, нет, его же и наймем за хорошие деньги".
"Да разве нашему народу что-то надо? — с горечью сказал первый.
— Ему бы на печи лежать да горькую пить. Когда это к нему придет осознание
необходимости движения?"
"Наш народ нужно только подтолкнуть, — развил мысль второй. — Он
не такой плохой. Если мы поставим буфет на берегу, дискотеку откроем,
тогда он, тепленький, и поплывет. Помяни мое слово, еще паром потребуется".
Не переставая грести, но немного замедляя ритм, лодочник (Харон) бросил
взгляд через плечо. В то же время лодка плавно скользнула по прибрежному
илу и замерла.
Вдали показался город мертвых.
ПОДРАЖАНИЕ
КАФКЕ
Я подошел
к этим людям и спросил:
— Чем-нибудь помочь?
— Да, — ответили мне, — становись и толкай.
Я толкнул. Тяжело скрипнуло и подалось.
Я обрадовался и оглянулся.
Но тут какой-то малый потянул меня за рукав:
— Толкач, а, толкач! Еще не вечер!
Р.S.
В последнее время со мной такое случалось многократно...
*
* *
Падал
дождь, град, снег, рубль. Выли ветер, вьюга, народ. Туннель.
— Мрак, — сказал Впередиидущий, — куда это я вас завел? Мы, что, шахтеры?
— Надо позвать Данко, — подсказали сзади, — есть мнение, он нас выведет,
самоотверженная личность.
— Кто такая? — удивился Впередиидущий. Кажется, он был уже немного навеселе.
Протиснувшийся вперед Данко оказался молодым, но рано лысеющим малоприятным
субъектом. В прошлом сержантом.
— Сейчас я выну сердце, — сходу пообещал он, — и станет светло. После
чего засучил рукав правой руки и, медленно поворачивая кисть, как будто
крышку у болгарского лечо, вывинтил сердце у товарища. Товарищ упал.
"Фокус-покус", — сказал Данко. Действительно, в туннеле заметно
посветлело.
— Ну, ты дал! — охнул Впередиидущий. — Хотя, с другой стороны... мы
же руководители. Ну-ка, ребята, давайте с огоньком!
Перенимая опыт, стоящий справа повернулся к стоящему слева, стоящий
слева повернулся к стоящему справа, задний потянулся к переднему, передний
как-то боком, боком накинулся на заднего... Это называлось борьба с
коррупцией и "построение вертикали". В общем, вставала заря
новой жизни, и я тому свидетель.