Вернуться на предыдущую страницу

Свежий номер

No. 7-8, 2004

     

Танкетки

 

Алексей ВЕРНИЦКИЙ (Екатеринбург)

ТАНКЕТКИ, или ЧТО ИДЕТ ПОСЛЕ УБЕЩУР?

Попросите своих друзей, любящих поэзию, прочитать вам самое знаменитое стихотворение русского футуризма. "Дыр бул щыл убещур!" — уверенно произнесет любой из них и умолкнет. Многие даже не знают, что это не все стихотворение. Кое-кто вспомнит еще "скум", однако едва ли у кого-нибудь в голове всплывет идущее дальше "вы со бу р л эз". Разве не странно, что "дыр бул щыл — убещур" так широко известно и даже вошло в словари крылатых выражений, а продолжение совершенно забыто? У меня есть собственное объяснение этого контраста. Дело здесь, с моей точки зрения, не в зауми, поскольку "убещур" не менее и не более заумно, чем "вы со бу". Различие между первой и второй частями стихотворения состоит вот в чем. Первая часть "дыр бул щыл убещур" обладает четкой звуковой симметрией и соразмерностью — в числе слогов, в числе и длине слов, в расположении стихораздела (который я здесь обозначил тире) и даже в расположении гласных и согласных в словах. Эта симметрия и соразмерность нравятся среднему читателю, и поэтому эти строки легко запоминаются. Таково мое объяснение.
Однако вы можете верно поправить меня, что лишь в некоторые эпохи среднему читателю по вкусу соразмерные и ритмичные стихи, а в другие эпохи, напротив, средний читатель предпочитают изломанное и непредсказуемое звучание. Я согласен и выскажусь более корректно следующим образом: читая стихотворение, читатель обращает внимание на число слогов, на число и длину слов, на расположение стихоразделов. Это происходит немедленно, неизбежно и сильнейшим образом влияет на читательскую оценку произведения в ту или другую сторону. Я полагаю, что с этим вы согласны, и повторю это еще раз: когда читатель читает стихотворение, он (бессознательно или сознательно) считает слоги, слова и строки.
В предыдущей фразе я намеренно сделал оговорку о бессознательном или сознательном счете. Дело в том, что сознательно человек может сосчитать до сколь угодно большого числа, но делает это медленно, и такой счет разрушает живое впечатление от стихотворения. Так русский читатель читает хайку: вначале он прочитывает весь текст, не пытаясь считать слоги, просто как верлибр, а затем читает во второй раз, медленно и загибая пальцы, чтобы убедиться, что слогов именно 17. Кому нужно это второе чтение, превращающее читателя в машину? Число слогов, слов и строк должно быть таким, чтобы читатель мог сосчитать их, не считая специально, бессознательно и без напряжения, при первом чтении.
Сделаю оговорку о японских хайку: из-за того, что в японском языке слоги звучат четче и совпадают друг с другом по длине как при произнесении, так и при написании, японцы не должны, как русские, считать слоги в строках хайку сознательно. У них этот подсчет получается автоматически, как у нас автоматически получается проверить, что строка написана ямбом.
Как можно писать стихи по-русски так, чтобы слоги в строках было легко сосчитать? Ответ таков: этих слогов должно быть четыре или меньше. Дело в том, что русские авторы и читатели натренированы в написании и чтении силлабо-тонических текстов, и поэтому они легко могут опознать любой отрезок речи длиной не более четырех слогов как стопу силлабо-тонического размера: два слога как стопу хорея или ямба, три слога как стопу дактиля, амфибрахия или анапеста, четыре слога как стопу пеона. Более того, следует отметить, что разные длины стоп вызывают у читателя ассоциации с разными периодами русской литературы (два слога — от Ломоносова до Пушкина, три слога — от Лермонтова до Некрасова, четыре слога — Серебряный век), что еще более облегчает читателю подсчет слогов, делая этот подсчет незаметным, автоматическим, моментальным.
С одной стороны, эти соображения, а с другой стороны, мой интерес к поэзии как виду медитации (о чем я писал в предыдущих статьях) привели меня к изобретению новой поэтической формы. По аналогии с японскими танка я назвал эти стихи танкетками. Танкетки — это твердая поэтическая форма, то есть танкетка должна удовлетворять ряду правил. Вот правила, описывающие танкетку. Танкетка есть стихотворение из шести слогов, разбитых на две строки либо по 3, либо 2 в первой, 4 во второй. В танкетке запрещены знаки препинания и должно быть не больше пяти слов.
Затем началась история танкеток, которую я не буду описывать здесь подробно. Упомяну лишь две главные вехи: конкурс танкеток в апреле-мае 2003 (который организовывали и оценивали вместе со мной Евгений Горный, Георгий Жердев, Роман Лейбов и Дмитрий Манин) и создание в июне 2003 г. ежемесячного сетевого альманаха танкеток в рамках сайта "Сетевая словесность".
Видели ли вы в документальных фильмах по астрономии, как вырывается из солнца протуберанец? Из сверкающего солнечного лика в черное пустое пространство выбрасывается столб светящейся солнечной материи. Точно так же я, глядя сегодня на танкетки, написанные разными авторами за год существования жанра, думаю о них как о протуберанце поэзии, выброшенном в то пространство, где год назад в поэтическом смысле было пусто. Дело в том, что, с одной стороны, танкетки несомненно являются частью поэзии: авторы, пишущие танкетки, не пытаются перевернуть или сместить наше традиционное понимание поэтического (вы можете оценивать это как положительный или отрицательный факт, но, в любом случае, это факт). Однако, с другой стороны, написанные этими авторами танкетки не похожи ни на какое ранее существовавшее явление в русской литературе. С какими бы текстами вы ни сравнили танкетки — с танка и хайку, с одностишиями, с крылатыми изречениями, с пословицами, с молитвами, с силлабическими виршами — вы заметите, что танкетки написаны по-другому: у них другая звуковая организация, другой круг тем и т.д. Эта непохожесть позволяет мне заявить о том, что танкетки являются не только новой формой, но и новым жанром в русской литературе.
Интересно отметить, что обсуждавшийся выше знаменитый фрагмент "дыр бул щыл убещур" является танкеткой. Также является танкеткой известная миниатюра Вознесенского "чайка — плавки Бога". Таким образом, русская авангардная поэзия уже давно выказывала некоторое тяготение к танкеткам. Однако лишь после того, как я определил танкетку как форму, авторы начали на основе этой формы выстраивать своими текстами танкетку как жанр.