Силлабо-тоникаКонстантин КРОИТОР
НА ЗОВ ОКНА
ФЕВРАЛЬ Когда метелица потянет
воспоминания со дна, идти, как инопланетянин, на зов окна. Пройти сквозь улицу и время, не заблудиться и найти в неразберихе завихрений подъезд один. Войти в условленные двери, не чуя призраков и ног, и надавить, благоговея, на твой звонок. Прожить ужасную секунду и надавить еще разок, и заглянуть из ниоткуда тебе в глазок. Когда придет былое в белом, переплестись в один февраль, как божьи искорки над пеплом — в одну спираль. МУСТАФА
Вот и кончилась эта комната,
закрывается чемодан. Все что понято и не понято, вся бумажная чернота. Скорым поездом в дым сиреневый мимо леса и пустоты. Где рождаются со смирением, как у дворника Мустафы? Чтобы вымести небом данную эту сторону мостовой. Жизнь надрывная, чемоданная, как становятся Мустафой? * * *
Всем давал прикурить на вокзале,
самому не осталось кэ-цэ. Черт-те где с папиросой в оскале я стою на морозном крыльце. Ни дымка, ни сверчка, ни пришельца, только избы кисейных старух. Никого, от кого бы прижечься, на четыре вселенных вокруг. Подышу, посмотрю и полезу, проглотив на пороге зевок, к испустившему душу поленцу разгребать кочергой по железу достояние дома сего. * * *
Живу и ощущаю зачастую,
как много их — какая толкотня тех, для которых я не существую, кого не существует для меня. Вот так и смерть когда-нибудь, по-свойски повесив одеяние на гвоздь и не найдя, кому вручить авоськи, пройдет меня, наверное, насквозь. Оценит, надавив, частичку пепла и, пошатавшись в угол из угла, осмотрится растерянно и бегло. Зачем она вообще сюда пришла? * * *
Есть в распорядке монотонном
косая мраморная клавиша, запинка в строе молоточном, когда идешь оградой кладбища неторопливым днем осенним, пустым от долгого метения, и борешься с огнем осечным. Однако, та еще материя. И верят порченые ветви, что вдруг затеплится, заможется, но держатся на честном ветре два-три осиновых заморыша, дела, которыми грозишься, слова, в которых не признаешься... Одна дорога и грязища, и нет дороги и пристанища. |