Вернуться на предыдущую страницу

No. 1 (36), 2013

   

Переводы


ГОРСТКА БУКОВОК ЧЕРНЫХ

Лаконичные и точные стихотворения Пасерба поддерживаются глубочайшим и мощным пластом христианской культуры, которая и теперь еще внятно говорит о своих ценностях всякому европейцу. Поэт видит сам и дает понять каждому из нас, что Священная история — это не только прошлое, но и наше настоящее, что чудеса и страсти, описанные в древних книгах, происходят и теперь и имеют непосредственное отношение к нашей жизни.

Владимир Кучерявкин



Януш Станислав ПАСЕРБ



ВИЗИТ

Трое
Странников
Юных
Крылатых
Главы склонили
В золоте сером полудня
Под дубом Мамврийским
Предвещая тихую радость

На иконе Рублева
Ни шатра
Ни Авраама

Сидят
Пред моим
Порогом



ЕГО ЧАС

Уже уходит
Не остановит ни Бог, человек, ангел,
воздыхания чьи-то, благовония, слезы,
не глянет уже на детей, лилии, птиц небесных,
прокаженных, неисцеленных,
неразделенные хлебы.

Уже уходит.
Под белой луной,
В скорченных тенях оливок,
В ночи факелов, сжатых пальцев.
Вступает в черное солнце Голгофы.
Не удержит
Больше никто.



В ТОТ ДЕНЬ

В день оный перебиты были все лжепророки,
А истинные, как один, отреклись от правды:
Мы землепашцы, мол, какие мы там пророки,
Затвердили в голос, поднимая ладони.

И все же, как объяснить эти раны,
Ну, что это за раны такие у тебя на теле
как толковать их, эти вот язвы,
эти странные для всякого клейма.

а меч тем временем режет,
и бегут во все стороны овцы.



УЖЕ ПОСЛЕ ВСЕГО

тем временем настал уже конец света,
свершилось: одни спасены, осуждены другие,
а тебе все снится, как Иаков с Ангелом бьется.



МАДОННА С МЛАДЕНЦЕМ

Стынет купол зеленый неба.
На деревьях почти не осталось листьев.
Люди в поле кончают работу,
Тянутся к дому.
Холодает.
Потеплей бы закутать младенца.



МАГДАЛИНА

Магдалина с поблекшим лицом
Призадумалась над псалтирью.
Остатки былого кокетства,
Фиолетовый бант — точно бабочка
Села на грудь ей,
Прямо над сердцем.



ХАСИДЫ НА ЛЕТНОМ ПОЛЕ

С чем же сравню вас,
Кучка хасидов,
Все с пейсами, все в ермолках,
Священники старые в шляпах черных,
В белоснежных, как перед смертью, сорочках,
Со шнурками талеса, висящими из-под лапсердаков.

Что ни старик — то лицом Спиноза,
Юноша — ну, прямо из Песни Песней,
Странные, полузабытые, немного смешные,
Тени на летном поле варшавском.

Глядя в свои еврейские книги,
Пришли вы искать наощупь
Цадиков мертвых следы живые,
Стены плача в пустом пространстве.

С чем же сравнить вас,
Старшие братья,
Совсем как и мы неисправимые,
Богом избранные для всех нас единым,
Обломки горы Синайской,
Осколки колонн Соломона,
Горстка буковок черных
Со страниц Библии сожженной.



ДОМ

Нет, не говорил Он, что там будет шикарный офис,
А в нем картотека, карточки на каждый добрый поступок.
Иль элитный клуб для спасенных
С ежедневным чтением Писания и с кондиционером.
Не сулил ни дворца
Где Он восседает во славе на троне,
Ни кафедрального собора
Для непрерывных поклонов и бесконечных молитв.

Говорил о доме отца,
Говорил, что будем
Просто жить, огромным семейством
Под крышей теплого, мирного дома.



ВЕРУЮ

Знаю: Слово Твое — это меч —
ведь надвое им рассечен я.

Знаю: воистину жертвую Тело и Кровь —
кипит во мне кровь, и тело бунтует от боли.

Знаю, что Царство Твое — это семя.
о как больно растет оно все существо мое раздирая

Знаю, что Ты — это Путь —
и шагаю вперед не ведая цели.

Знаю, что Ты — это Жизнь
И все ж умираю, и все умираю.



СЛОВО

обожженным больным языком
ворочаю уголь во рту раскаленный
губы сжимаю чтоб удержать
чтоб не упал он на землю

не понимаю постичь не могу
как, почему мычание это больного придурка
калеки убогого, нищего духом
порой помогает другим
и жить
и терпеть
и со смертью своей примириться.

Перевел с польского Владимир Кучерявкин