Короткая прозаДВА СЛОВА О БОРИСЕ ВАХТИНЕ
Петербургского писателя Бориса Вахтина при его жизни почти не публиковали (два рассказа были напечатаны в альманахе «Молодой Ленинград», 1965; еще один — в журнале «Аврора», 1970).
Отдельные рассказы и повести выходили в эмигрантских изданиях «Эхо» и «Время и мы» в конце 1970-х. Основной корпус его текстов включен в две посмертные книги: «Так сложилась жизнь моя» (Л.., 1990) и «Портрет незнакомца» (СПб., 2010). Начиная со второй половины 1980-х годов, произведения Вахтина регулярно публиковались в самиздатском журнале «Сумерки» (одном из четырех основных литературных журналов питерского самиздата, наряду с «Часами», «Обводным каналом» и «Митиным журналом»). Из пятнадцати номеров, вышедших с 1988 по 1995 гг., тексты Бориса Вахтина были напечатаны в семи: номера 1–4, машинопись; 6 и 9, ксерокс; 11, первый номер журнала, вышедший типографским способом, параллельно с ксероксным вариантом. Некоторые миниатюры из неизданной книги «Дневник без имен и чисел» были напечатаны в «Сумерках» № 11 в 1991 г. (впоследствии перепечатаны в московской антологии «Очень короткие тексты». М.., 2000). В этом же номере — блок материалов, посвященных Б. Вахтину и его соратникам по организованной им в 1964 году литературной группе «Горожане»: Владимиру Губину, Игорю Ефимову, Владимиру Марамзину и примкнувшему к ним впоследствии Сергею Довлатову. Арсен Мирзаев
Борис ВАХТИН
ИЗ КНИГИ «ДНЕВНИК БЕЗ ИМЕН И ЧИСЕЛ» (1960)
Предисловие Я пытался вести дневник с именами и датами, но получался пристрастный протокол.
Чтобы была правда, надо выбросить лишнее. Имена и числа — лишние. К тому же они слишком хорошо запоминаются. Например — это было в пятницу, или первого числа, или накануне дня рождения. А то, что мелькает, запоминается плохо. И это стоит записывать. Этот дневник един композиционно — как прошедшее время; в нем все можно переставить — как в прошедшем времени. Прошедшем. Из цикла «Автопортрет»
Включая именинника
Я пришел на банкет к своему другу.
Споры были ожесточенными и с личностями, как всякие споры, лишенные необходимости. Кто-то взмахнул рукой, уронил бутылку с шампанским. Горлышко отбилось о банку со шпротами, и струя шампанского ударила мне в острие подбородка. И тогда я закричал, что никого здесь не уважаю, включая именинника. И все прониклись ко мне большим уважением, включая именинника. На берегу озера
В этом городе все жители копили — копили ценности. Каждый хотел быть самым богатым. Копили изо дня в день, с юных лет до старости.
Без ценностей человек не считался человеком. И существовал нейтралитет: ты признаешь мои ценности — я признаю твои. Вооруженный нейтралитет: ты не признаешь мои — я посмеюсь над твоими. Копили все: деньги и тряпки, чужие мнения и улыбки, удачные шутки и ордена, марки и любовные приключения, игрушки и копоушки, знания и опыт, заслуги и аплодисменты, сплетни и слухи. И копил каждый: градоначальник и философ, богатый и нищий, взъерошенный поэт и кормящая мать, рыжий и брюнет, блондин и шатен, грязный и чистый, святой в пустыне и торгаш в магазине, проститутка и гугнявый ярыжка. Одни копили присутствие, другие копили отсутствие. Но об этом полагалось молчать. Ты молчишь, я молчу, все молчим. Но все настороже. Иначе нельзя. Иначе растерзали бы друг друга все, а так терзали по частям, изредка и по ночам. А те немногие, кто ценностей не признавал, к действительной жизни не принадлежали — это были тени среди людей, бредовые слова рядом с тяжелыми томами, бесплотные дыхания среди каменных стен, то, что послышалось, а не прозвучало, привиделось, а не увиделось, примыслилось, а не существовало. Потом город провалился в тартарары со всеми накоплениями. Дырка заполнилась водой, и образовалось озеро. Ничего нет, гладко. Только что-то слышится, видится. Тени, дыхания. То ли в озере, то ли в камышах, то ли на небе. И я сижу на берегу и коплю наблюдения. Как это они раньше без меня?
Я совершил кругосветное путешествие, осмотрел все, что есть путного на земле. Много есть путного. Все перечислять долго. Тут и пирамиды, а арабески, и вертолеты, и Монмартр, и батискаф профессора Пикара*.
Только странно — как же это они без меня? Как раньше и как потом? Как я без них, это очень просто и понятно, а вот как они без меня? Непонятно… *В другом варианте этого текста вместо фразы «и батискаф профессора Пикара», было
«и даже отдельная комната на человека» (Прим. ред.). Не урони
— Не урони.
— Кого? — Вот этого. — Но ведь это я. — Я знаю. — И я знаю. — Ну, так не урони. — Кого? — Вот этого. — Но ведь это же я… Ночью, когда тебя никто не слышит, часто повторяешься. Завихрение личности
Со всех двух ног я побежал
по завихрениям улитки, по кривизне капители, по кольцам локона, по вьющейся колбаске крема на пирожном. Глупо думать, что у всего этого где-то есть конец. Я бегал бесконечно, но мне это не надоедало. Может быть, потому, что вошел этот длинный и тощий и стал молча у меня за правым плечом? Или потому, что мне это, возможно, снится? Плевать, ведь все равно говорят, что у меня завихрение личности. Никак не могу посмотреть себе в лицо
Все время я стараюсь посмотреть себе в лицо, и не получается.
Я бегу, бегу, обгоняю кого-то, толкаюсь, спешу, вытягиваю шею, засовываю лицо под мышку и выглядываю с той стороны, протыкаю голову между ног, протаскиваю следом туловище и становлюсь на голову, но ничего не выходит — я никак не могу посмотреть себе в лицо. Черт знает что! Может быть, побежать еще быстрее? Вот соберу средства
Вот соберу средства, тогда все станет на свое место.
Вот соберу средства, а там видно будет. Вот соберу средства. Автопортрет
У меня не душа, а улей.
Конечно, медом в ней и не пахнет, но что в ней множество сот, куда что-то собирается. И что в ней невероятное гудение и вообще туда-сюда, давай-тащи, так уж это точно. |