Вернуться на предыдущую страницу

         Архив

Пилотный номер

   

Футурум-проза

 

Алексей КАЗАКОВ

СЛЕД
(Научно-фантастический рассказ)

Сквозь хруст и шелест телефонного эфира он диктовал:
"...Вода хлынула в откормочный пункт, где находилось 900 свиней. Шестеро работников пункта, рискуя жизнью, занялись спасением животных... Поверхностные воды хлынули с гор и потащили за собой многотонные земляные глыбы вместе с вырванными деревьями"...
Корреспондент отдела новостей Илья Шмаков передавал в Москву, редакционной стенографистке, репортаж о наводнении на юге страны. Усиленно артикулируя, Илья рассказывал о затопленных первых этажах домов, о встревоженных, не выспавшихся женщинах в очередях у зеленых цистерн с питьевой водой — солдаты устанавливали железные бочки на высотах города, — о мужестве спасателей, вытаскивавших из грязно-бурой взбесившейся реки людей, упавших вместе с железным мостом...
Передав репортаж, Илья рассеянно посмотрел в утреннее окно, выпил кофе, послушал новости из белого пыльного пластмассового приемничка, висевшего на стене, над гостиничной кроватью, прилег на эту самую кровать и задремал.
...В дверь номера постучали. Илья встрепенулся и сонно поплелся открывать, ожидая увидеть горничную или дежурную по этажу, но неожиданно увидел Георгия, — приставленного к нему работника местной администрации. Вместе они ездили вчера в район бедствия, Георгий помогал до самого утра организовывать сбор информации, подвез его к гостинице на своей "Волге".
Георгий сиял улыбкой:
— Илья! Спешу Вас обрадовать: вода пошла на убыль. В горах все стаяло. Наводнение, можно сказать, капитулировало. И ни одной жертвы. Можно пройти?
— Ох, да... извините... задремал... конечно... Кофе выпьем?
— Кофе? А давайте выпьем кофе в одном уютном местечке, да? — Георгий поправил черные жесткие усики на загорелом лице и снова улыбнулся. В общении с Ильей, корреспондентом центральной газеты, он был мягок и насторожен одновременно — мягок и приветлив как человек, а насторожен — как должностное лицо.

* * *

— Как? — театрально хлопая глазами, спросил сын, — только одна фотография?
— Только одна, — ответил отец. — Одна-одинешенька.

* * *

Вечером Илья должен был улетать в Москву. Но ложиться сейчас отсыпаться после бессонной ночи, отказаться от приглашения на кофе — невежливо...
— С удовольствием, — ответил Илья.
— Места у нас изюмительные, — сказал Георгий. То ли сострил, то ли он так выговаривал это слово, но Илья отметил скрытый образ сладкого изюма в определении "изюмительный".
Илья быстро выкосил рыжую щетину на скулах, переоделся. (Сначала хотел надеть джинсы, но подумал, что рядом с Георгием, облаченным в протокольный костюм с галстуком, он будет выглядеть несолидно, и потому влез в черные брюки, накинул серый пиджак.)
Здесь уже вовсю красуется весна — зеленью, цветущей магнолией, легкими дамскими платьями, а в Москве еще чередуются в желании досадить горожанам снег с дождем, люди кутаются в куртки, плащи; лица москвичей бледны, еще не тронуты загаром...
После кофе в подвальчике, где, разумеется, они выпили и коньяка, Георгий предложил съездить за город и посмотреть местную достопримечательность — окаменевший след динозавра. Илья охотно согласился. Усталость, коньяк, запахи весны, предвкушение неведомого следа динозавра и подспудное, немного тревожное предчувствие вечернего полета на самолете в слякотную холодную Москву — эта смесь заиграла в нем и родила детское ощущение романтической бесшабашности.
— А что, Илья, заедем по пути к моей сестре? — полуспросил, полузаявил Георгий, пошевелив черными усиками.
— Ну, конечно, заедем. — Илья улыбнулся и подумал, что для полного счастья, пожалуй, не хватает сегодня прекрасной дамы. Теперь, надо полагать, будет и она.
Он не ошибся. Ирина была длинноногой, черноволосой, с длинными ресницами, с немного как бы сонными глазами. Она вышла с Георгием из подъезда пятиэтажки, как из дворца — гордо расправив плечи и по-царски неторопливо шагая на высоких каблуках по асфальту. Асфальт был в извилистых трещинах, уже проросших первой травкой.
Девушка села в машину на заднее сиденье. Илья обернулся к ней (но не слева, как было бы удобнее, а справа — прятал от невыгодного ракурса сломанный когда-то на ринге нос), и не успел открыть рта, как услышал:
— Здравствуйте.
Она поздоровалась первой. Она чуть улыбнулась ему. У нее были зеленые глаза. Колени ее были плотно сжаты.

* * *

— Только одна фотография? — опять спросил сын, трогая свои мягкие юношеские усики.
— Ну да, —ответил отец удовлетворенно и прищурил один глаз, — вот так-то.

* * *

...Карстовые пещеры светились внутри красным, зеленым, синим — по цвету светофильтров в небольших, укрепленных между сталактитами и сталагмитами, прожекторах. Все это было прекрасно, но Илья вдруг понял, что больше всего ему хочется любоваться ею, Ириной. Ее сонные зеленые глаза и припухшие веки хранили главную драгоценность любой женщины — загадку. Горькие тонкие дуги складок у губ говорили о том, что в жизни этой женщины были тяжелые минуты, в ней чувствовалась тонкость — это проявлялось в чуть вздернутых бровях в тот момент, когда говорила она или когда обращались к ней, в мягкой улыбке, манерах...
Они вышли из пещеры и пешком, неторопливо направились по траве, мокрой от только что прошедшего короткого дождя, к опушке букового леса. Маленькие ящерки сновали под ногами.
Показался песочного цвета камень чуть ниже человеческого роста.
— Смотрите, Илья, — Георгий провел ладонью по склону окаменевшего бугорка, и Илья увидел заполненный дождевой водой трехпалый след величиной с кленовый лист. Матрица миллионнолетней давности. Подмигивание истории. Розыгрыш вечности. Напоминание о скоротечности биологической земной жизни.
— У нас есть поверье, — говорил тем временем Георгий, в волнении одергивая и приглаживая усы, — если выпить из этого следа динозавра вместе с кем-то росы или дождевой воды, то после этого люди становятся друзьями до гроба, братьями-сестрами. Что-то вроде клятвы. Ритуал.
Девушка опустилась на одно колено и пригубила воду. Потом отошла и сделала приглашающий жест. Илья перевел взгляд на Георгия, но тот театрально развел руками:
— Только после Вас.
Илья повторил жест Иры, стал на колено и, чуть комично сложив трубочкой губы, хлебнул воды, почувствовав на зубах песок.

* * *

— Ну ты, батя, даешь! — восхищенно помотал головой сын. — Долго ты к этому шел?
— Почти тридцать лет, — серьезно ответил отец. Лицо его было усталым.

* * *

...Из кухни запахло кофе. Через минуту Ирина внесла серебристый поднос с тремя чашечками.
— Кофе по-турецки. Сварен в горячем песке.
— Дорогие друзья, — заговорил Илья, подняв рюмку коньяка. Ирина отложила на диван черно-красную гитару, которую настраивала. — Друзья, сегодня у меня очень удачный день. — Илья выглянул в окно: светился вечерний город. — Я рад, что познакомился с Вами, что узнал этот... странный и обязывающий обряд — пригубить воды из "копытца". Но превратился я, — улыбнулся Илья, — как видите, вовсе не в козленочка и не в динозаврика, а в Вашего друга. Друга, который будет помнить Вас и всегда будет рад встретиться с Вами — здесь ли, в Москве ли...
А еще он подумал, но не сказал, что прежде всего он хочет вновь встретиться с ней — этой женщиной, этой гитаристкой с печально вздернутыми, как у Пьеро, бровями.
Ирина взяла гитару и запела романс, которого Илья раньше никогда не слышал:

Рано, рано
Осень наступила,
Вянут, вянут
В нашем парке
Грустные цветы...

— Внимание! — торжественно воскликнул Георгий и щелкнул затвором фотоаппарата. — Готово: фотография для истории!
И вдруг громкий хриплый рев динозавра ворвался в распахнувшуюся балконную дверь. За ним в комнату влетел крупный косой ливень, гроза нарастала, снова хрипло заклокотал гром — но вот шум ливня отодвинулся, затворенный балконной дверью. Темно-зеленое платье девушки чуть намокло спереди от крупных капель дождя и обтянуло ее стройные ноги. И в эту секунду Илья понял, что так врывается в повседневность судьба — грозой, которая не грозит, а сулит новое, неизведанное... И пусть все это наивно и по-детски — вот так влюбиться в грустноглазую девушку. Но он должен с ней увидеться снова. Он уже тоскует без нее, хотя она еще рядом. И где-то летит или уже приземлился самолет, который унесет его сегодня ночью от Ирины.

* * *

— Есть еще один режим, — сказал отец. — Режим отстранения. Идет визуализация с нейтральной точки. Переключить на него?
— Любопытно, — ответил сын. — Переключай.

* * *

Ночью брат и сестра возвращались из аэропорта. Георгий включил негромко радио. Повернулся к Ире, которая, сбросив туфли, сидела рядом:
— Устала? — спросил он.
— Конечно устала, — ответила она. Потом усмехнулась:
— Ты мне зарплату платить должен за эти выезды. Я у тебя вместо породистой кошки на заднем сидении.
Девушка зевнула, прикрыв рот кулачком.
— Потерпи, сестренка, — сказал Георгий. — Думаешь, мне приятно быть массовиком-затейником? Паясничать... Ну что делать. — Он устало вздохнул. — Иначе этот социально озабоченный Лукьянов, ветеран наш дорогой, достал бы нашего москвича-корреспондента. Собирались к мосту его везти. Раздобыли чертежи, насколько я знаю, расчеты там какие-то. Сфотографировали мост, подготовили письмо в газету — мол, конструктивные просчеты, то да се, халтура при монтаже... Шеф так и сказал: "Привяжите этого москвича на короткий поводок, чтоб не лез в наши дела. Выборы, сами понимаете..."
Ирина покусывала губы, глядя в черные окна машины.

* * *

— И это все на основании фотографии двухсотлетней давности? — спросил сын. — Ты гений, отец! За эту программу тебе положена Нобелевка! — сын с трудом стянул с головы шлем виртуального погружения. — По нервам, правда, бьет. Особенно в первом режиме, когда перевоплощаешься.
Сын встал с кресла.
— Компьютер выключить, тебе больше не нужен?
— Выключай...
— Никогда бы не подумал, что можно так полно сканировать энергетику старой фотографии, — не мог успокоиться сын, — коньяк, гитара, хмельные люди — их уже и на этом свете давно нет, а какой след!
Отец устало улыбнулся:
— След... Когда-нибудь, думаю, появится программа — а вот ты и займись! — которая сможет восстанавливать реальность на основе элементарного отпечатка — да хотя бы того же следа динозавра...
Отец аккуратно вынул из компьютера радужно блеснувший компакт-диск с цифрами 1999 и вставил его в ячейку шкафчика, висящего над рабочим столом. В который раз его кольнуло сходство этого шкафчика с колумбарием. Ведь по сути там покоились люди. Нет, следы их. И еще отец подумал: слова "хоронить" и "хранить" — одного корня.

1999