А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я #    библиография



Вернуться на предыдущую страницу

   Антология

   



ПРАВИЛА БЛИЖНЕГО БОЯ


Старик стоял на грани
Гаспар Мажунга


Сутра консервной банки

Я — человек.
Я хожу по комнате туда-сюда четвертый день.
Я думаю о сотворении мира,
о дожде на улице,
о воздухе в моих легких.
Я беру книгу и читаю
строки из Гинзберга,
строки из Корсо,
строки из Ферлингетти.
Я включаю телевизор и слушаю последние новости
о пожарах,
о взрывах,
о литературе,
о сексе.
Я иду в туалет.
Я возвращаюсь из туалета.
Я стараюсь не замечать открытого окна.
Я хожу по комнате, но моя душа находится внутри меня.
Я — ветер.
Я — облако.
Я — море.
Я — лес.
Я — рыба.
Я — птица.
Я — камень.
Но моя душа находится внутри меня.



Время

Только теперь,
расплачиваясь в ресторанах кредитными карточками,
я начинаю понимать смысл того,
что говорил океан давным-давно, в детстве,
выбрасывая меня на песчаную отмель:
"Работай руками, парень.
Работай руками..."



Белая женщина

Она плачет на моем плече, рассказывая
о бесконечных пробках на дорогах,
о беспутных начальниках,
о дороговизне в магазинах,
моя последняя любовь —
белая женщина,
таинство господа Бога и высоких технологий,
белая женщина,
затянутая в тугие джинсы,
шорох Интернета
и
мои поцелуи,
жадные и глухие,
моя последняя любовь.



Стихи в ванной

Стихи я читаю и пишу в ванной,
чтобы соседи не настучали
в Гаагский трибунал по правам человека.
Я включаю душ на всю мощность,
намыливаю голову шампунем
и громко кричу от радости,
тонко касаясь высокой поэзии своим языком,
а стихи я записываю на дорогом кафеле
кровью своих предков,
бегущей по моему восторженному лицу.



Океан

Я люблю маленькую Бьорк.
Я ношу ее на руках,
кормлю с ложечки,
вожу гулять в Люксембургский сад,
укладываю спать и пою колыбельные.
Вы спросите,
зачем это надо старому негру
и я отвечу,
когда она вырастет,
то сможет управляться со своим веслом
на моей двухместной папирусной лодке
и
я, наконец, смогу
уйти из этого рая,
подарив
свои крылья и музыкальный центр "Samsung"*
переходному правительству
республики Тибет.
______________________________________
* — на правах рекламы.



Будда на полчаса

Я принц своего острова,
своего дома,
своего кабинета
и все тени поклоняются мне.
Я сижу скрестив ноги и подняв к небу руки
на своем письменном столе
и думаю о правильном сотворении мира:
тень от моей правой руки
в будущей жизни превратится в молодую красивую женщину,
тень от левой в юношу-льва,
тень от головы в молчание, говорящее за них,
а тень от людей, стоящих за моей спиной, в плодоносящий сад,
приносящий смех на подносе летнего воздуха.



Динь-динь

Моя душа ходит с колокольчиком
и, когда я говорю: "Вау",
она отвечает:
"Динь-динь".
Вот и теперь я сижу
в маленьком кафе на набережной Сены,
разговариваю с девушкой,
у нее удивительные глаза и веснушки.
Она из Украины,
это, кажется, тоже остров,
но где-то на Севере.
Она приехала за тысячу километров,
чтобы увидеться со мной,
поговорить, послушать стихи
и оставить мой взгляд на долгую память
себе и снежным фиордам своего воображения.
"Динь-динь".
Я согласен.



Коньяк

Эта бутылка у меня давно,
еще с тех времен? когда ты жила на моей земле
и во всех битвах с соседними кварталами
сопровождала моих воинов, размахивая тотемом нашего племени.
Теперь все по-иному.
Коньяк выпит,
кварталы застроены небоскребами,
а я преподаю в университете изящную словесность,
цитируя Бодлера, Аполлинера и Превера.
Ты принадлежишь другим,
но дух того времени еще витает в воздухе,
заставляя нас
бить в барабаны своего давления,
бросая незавершенными мелкие дела,
бросая неудовлетворенными своих любовников,
бросая тень на все, что происходит сейчас
с нами и с нашим миром
любителей зеленого чая и сладких булочек.



Сестра Сезария

Она молится по утрам в маленькой комнатке,
тихо разговаривая со своим Богом,
потом берет в руки швабру и ведро с тряпкой
и отправляется в путешествие
коридорами нашей судьбы.
Когда она проходит мимо моей комнаты,
то всегда спрашивает:
"Как твои дела, дружок?"
"Уже лучше, сестра"
И она уходит дальше, напевая свои песенки
на незнакомом, пряном языке.
И каждый раз, когда уже затихают ее шаги,
я спохватываюсь, что опять забыл спросить:
"Когда мы отсюда выйдем, сестра?"
Но она уже далеко,
в каком-то параллельном коридоре,
на другом этаже,
в другом мире,
Сестра Сезария,
наша судьба,
наша песня,
наша молитва.



Хентай

Интересно, кто будут наши дети —
полуяпонцами, полунепальцами, полуафриканцами
или полуполяками?
Я рисую тебя обнаженной, думая о такой ерунде,
как принадлежность наших детей к какой-то расе,
к какому-то определенному полу,
к какому-то определенному классу.
Я даже не знаю как тебя зовут
и могу только догадываться о том,
за какую политическую партию
ты голосовала на прошлых выборах,
если вообще в твоей стране есть политические партии.
Главное, что там есть ты,
твое обнаженное тело,
шорох брошенного на пол платья,
шаги босых ног по деревянному полу,
сухость прерывистого дыхания
и теплое...
ну, вы знаете что....
Но так получаются дети,
даже в темноте.



Учитель пения

У меня такая работа.
Вот уже двадцать лет как я стою по утрам
в сквере возле университета
и пою только одну "Марсельезу"
проходящим мимо молодым людям.
Это надо видеть.
Эйфелева башня гудит от возбуждения,
а Сена стонет под мостом Мирабо.
Юноши и девушки кидают вверх свои шляпы и зонты
и пляшут вокруг меня счастливые и опьяненные воздухом,
полным упоительных ароматов свободы, литературы и любви.
Это надо чувствовать.
Это надо вдыхать.
И только одна девушка, красивая и грустная,
стоит передо мной, молчаливо слушая мою песню.
Белая ворона в царстве свободы.
Я помню ее еще маленькой.
И каждое утро она также печально стояла передо мной.
И каждое утро... каждое утро...
Она росла.
И росла ее печаль.
И только я продолжал петь свою песню...
"Папа, хватит, нам пора идти. Мама ждет"
Каждое утро.



Пингвин

Я, как пингвин
случайно попавший в нефтяное пятно
разбитого либерийского танкера,
существую окрашенный этой жизнью,
ее масляной краской правильных поступков
и ржавчиной стрессов,
как следствием этих правильных поступков.
Я гребу из последних сил
из этой грязи на чистую воду,
но солнце, примешивая к колеру
моей жизни свой яркий свет,
разъедает мою волю, слепит глаза и пьет силы,
заставляя чаек, кружащих над морем,
хохотать до упаду над этаким чудищем,
бесполезно работающим ластами
и
так смешно машущим руками
на мелководье своей судьбы.



Рай

Некоторые представляют рай
тропическим бунгало
на берегу теплой прозрачной лагуны,
утопающим в цветах и птицах.
Какой бред.
Я смеюсь им в лицо
и кручу пальцем у виска.
А вы подумали об ангелах?
Так вот.
Мы тоже иногда хотим оттянуться по полной,
прошвырнуться по магазинам,
выпить чашечку горячего кофе в шумном бистро,
посмотреть футбол,
пролистать свежие газеты,
познакомиться с симпатичной девушкой,
поглазеть на собачьи бега,
почитать Борхеса,
переспать с женой соседа,
получить по морде
и
выпить медицинского спирта со своим лечащим доктором.
А где вы все это видели на каком-то там
занюханном острове посреди океана,
пусть даже и Тихого?
Где?
Вот потому мы и живем
в Париже, Амстердаме, Нью-Йорке, Москве, Пекине, Осло,
Лиме, Дели, Киеве, Сиднее и в тысячах других
больших и маленьких городах мира.
И поэтому я могу вас поздравить —
рай вам уже обеспечен.
Проблема только с райской жизнью.



Беги, Лола, беги

Я сегодня украл свою первую книгу.
Зашел в магазин,
выбрал самую яркую
и
просто вышел с ней на улицу.
Догнали меня уже через два квартала.
"Что ж ты, старый нигер, делаешь?" —
говорили они мне.
А я молчу,
читаю про себя молитву архангелу Гавриилу
и смотрю по сторонам.
Тут мне и попались на глаза слова,
написанные такими большими буквами,
что можно прочесть и без очков.
"Беги, Лола, беги".
И я побежал.
Вот только где теперь ее искать?



Телеграфный аппарат

У меня в спальне стоит телеграфный аппарат.
Иногда я подхожу к нему
и передаю по линии.
"Я тебя хочу".
Вскоре приходит ответ
и мы ложимся с ним в постель,
и любим друг друга,
и засыпаем, обнявшись, на самом краю,
и только в полдень следующего дня
меня будит сигнал телеграфного аппарата:
"Спасибо, милый, за эту ночь".



Право на победу

Ты поешь про Анголу.
Я пою про Исландию.
Ты поешь про Берег Зеленого Мыса.
Я пою про Озеро Золотого Дракона.
Ты поешь про любовь.
Я пою про ветер.
Ты поешь про силу паруса.
Я пою про фабричные гудки.
Ты поешь про течение времени.
Я пою про таяние льда.
Ты поешь про свободу.
Я пою про весну.
Ты поешь про волков
Я пою про восход солнца.
А высокочтимое жюри
вот уже две тысячи лет
не может решить
кому присудить победу
в этом конкурсе —
отделению для буйных
или
отделению для тихих.



Голоса за стеной

В детстве,
когда меня ставили в угол
за разбитую вазу,
за испорченную книгу Кортасара,
за выкуренную сигарету,
я слышал голоса,
которые раздавались за стеной.
Вот и теперь,
когда я стою
уткнувшись лбом в холодный бетон,
мне слышатся голоса
по ту сторону здравого смысла,
по ту сторону рационального течения жизни,
по ту сторону добра и зла.
"Мама, а когда я вырасту, я буду таким же большим как ты?"
"Мама, а солнце далеко?"
"Мама, а мы поедем на море?"
"Мама, а в Африке очень тепло?"
"Мама.... мама..."
Я бьюсь лбом в холодный бетон,
выпрашивая прощение
за разбитые надежды,
за покинутых любимых,
за потерянное время,
за лень,
за согласие,
за пьяные слезы,
за не рожденных детей,
за всю эту бессмысленную жизнь,
которую, наверное,
и нельзя было прожить по другому.



Воздушный шар

Мы любили друг друга,
когда он залетел в комнату.
Он кружил над нашими головами,
шевелился на восходящих потоках теплого воздуха
и, когда я уже дошел до самого главного —
до крохотной родинки на внутренней стороне ее бедра,
он вдруг взорвался,
осыпав нас остатками тишины.
Ха!
Какое коварство.
Или это, возможно, только способ привлечь к себе внимание?
Отчаяние?
Безысходность?
Одиночество?
Крик?
Мы взглянули друг на друга
и все поняли без слов и слез.
Я быстро оделся,
выбежал в промозглую осень
и в ближайшем магазине купил две сотни шариков.
Мы надували их своим пряным дыханием,
радуясь неожиданному развлечению,
улыбаясь друг другу
и тому, что открылось внутри нас самих.
Мы отпустили их к потолку
и
перешли к самому главному.



Патти Смит

Я диктую свои мемуары,
поглаживая твои тугие бедра.
Крошка,
поставь Патти Смит.
Мы будем заниматься любовью
под ее песни.
Ты слышишь ее голос?
Иди ко мне.
Снимай свою одежду,
снимай свой внешний вид,
снимай свое воспитание,
снимай свое образование,
снимай свой гражданский долг,
снимай свое право на голос.
Мы будем слушать Патти Смит
и любить друг друга
до синих кругов под глазами,
до головокружения,
до появления нового правительства,
до рождения нового человека,
которому не нужны
внешние носители информации,
чтобы постоянно
слушать музыку
и
любить
эту жизнь.